Ее мысли были прерваны звуком знакомого голоса. В столовую вошли Лоренс и Чарли.
— Что случилось?! — воскликнула Эшли и вскочила навстречу отцу. — Папа, с тобой все в порядке?!
— Разумеется, дочка. — Он как-то неуверенно похлопал ее по плечу, и его лицо расплылось в широкой улыбке. — Все хорошо, но что, скажи на милость, делать с чеком на имя Чарлза О'Мэлли?
Что за безобразие! Ну почему он опять оказался прав? — негодовала Эшли, садясь в машину. Через два дня ей предстоит надеть сильные очки в роговой оправе, которые не только сфокусируют ее зрение, но и разрушат привычное видение мира. Сейчас вон даже тонкая пыль на лобовом стекле видна.
— Удивительно, что вы так все запустили, — строго упрекнул ее врач. — Такой сильный астигматизм за одну ночь не наживают.
Она промолчала. Теперь, когда все выяснилось, она и сама удивлялась. Лоренс О'Мэлли непременно нашел бы этому объяснение. Вероятно, он сказал бы, что это еще одно из последствий плохого воспитания.
— Лоренс конечно же заметил все симптомы, — продолжал врач, — ведь у его брата Джералда была та же болезнь. Он уж решил, что его песенка спета, когда меньше чем за год зрение упало, как обычно падает лет за пятнадцать.
После осмотра Эшли сразу же отправилась домой: она договорилась с Патриком на сеанс на природе, пока не очень жарко. Потом она планировала пару часов посвятить наброскам с Питера.
Каждый день, проведенный в имении, уменьшал ее шансы уехать отсюда без потерь. Последней каплей в чаше ее напряжения стало всепонимающее выражение на лице Лоренса, когда он проводил Чарли. Сперва портрет, потом эта дурацкая ошибка на чеке. Можно было с таким же успехом взять плакат и крупными красными буквами написать: «Я люблю Лоренса О 'Мэлли!»
Проводив Чарли, Лоренс повернулся к ней с выражением, не поддающимся описанию. Эшли только на мгновение задержала на нем взгляд и хотела выбежать из комнаты, пробормотав что-то насчет головной боли.
Он спокойно отпустил ее, и она даже не знала, радоваться ей или обижаться.
За два последующих дня ей удалось сделать намного больше, чем она запланировала. Работа стала панацеей. Поскольку Лоренс почти все время был занят восстановлением сломанного стойла, никто, кроме Зилы, не упрекал ее за изнурительный труд. Сосредоточиться было нелегко, но она стремилась точно передать характер мальчика. В лице Патрика было еще много детского, но уже проступали черты взрослого человека. Ее задача состояла в том, чтобы выявить и передать эти черты, соединив образ ребенка с будущим образом мужчины.
Ей не терпелось приняться за портрет Питера. Его смуглое личико так напоминало Лоренса, что порою Эшли охватывал ужас. Даже собственный сын Лоренса не будет так похож на него. А порою не знающее преград воображение рисовало перед ней лики мальчиков с его чертами и ее волосами, глазами, цветом кожи… или девочек с его прямым носом и ее подбородком, черноволосых и зеленоглазых или рыжеволосых и кареглазых. Господи, дай сил! Надо завершить портрет Патрика, а потом еще третий брат. О боже!
Отпустив мальчиков, Эшли машинально отправилась к одному из своих излюбленных мест отдыха — на край луга, где начиналась ивовая роща. Еще не доходя до места, она заслышала лошадиный храп, обернулась и увидела Лоренса верхом на Быстром Ветре. Он галопом мчался через просеку. Эшли вся обмякла от прилива желания. Минутой позже конь уже остановился перед ней и закивал головой, весь блестя от пота. Крепкий запах щекотал ей ноздри, и она с опаской отступила.
— Не бойся его. Ставь ногу на мою и залезай, — велел Лоренс и протянул ей руку.
— Если ты не против, я лучше пойду сама. — Залезай, а то я сейчас сойду и… — он усмехнулся. — Поверь, верхом целее будешь.
Почувствовав в его голосе угрозу, Эшли оперлась ногой на носок его поношенного ботинка и позволила усадить себя. Она закрыла глаза, потом открыла их, приготовившись ухватиться за что попало.
— Тебе, наверное, будет приятно узнать, что ты был прав насчет моего зрения, — хмуро проговорила она. — Через день-другой я стану носить очки.
Как ни странно, он ничего не ответил. Жеребец выбрал самую неподходящую тропинку. Эшли чуяла какую-то смутную опасность, но крепилась, только сердце готово было выскочить из груди и к горлу подступил комок.
Лоренс тоже, похоже, волнуется, со странным удовлетворением отметила она и опять заерзала. Его рука обвила ее еще крепче, удвоив предчувствие его намерений.
— Уже скоро, — мягко пообещал Лоренс. Одной рукой придерживая ее, другую он просунул ей под руку и взял поводья, а лицом прислонился к ее волосам.
По ее щеке струилось теплое дыхание. Она отдалась своим волнующим ощущениям и уже не думала о будущем.
Они ехали по незнакомым Эшли местам. Природа была восхитительная, но дурное предчувствие не давало ей покоя. Она снова заерзала, отчего Лоренс прижал ее еще крепче.
— Куда мы едем?
— Сейчас увидишь. — Одной рукой он скользнул к ее груди.
Она шумно втянула воздух сквозь зубы, облизала губы и откинула голову ему на плечо. Он стал расстегивать ее кофточку, и ей пришлось удерживать себя лишь от того, чтобы не помогать ему. Ей хотелось убрать все преграды между их телами. Легкий ветерок коснулся ее обнаженной кожи. Лоренс взял в ладони ее груди и смотрел на то, как их мягкие кончики быстро превращаются в горделивые манящие пики.
Жеребец пошел медленно и плавно. Почувствовав, как бедра Лоренса напряглись, она догадалась, что он направляет коня только ногами. В зеленом безветрии было трудно дышать. Крепкое тело Лоренса, легкое соприкосновение теплого воздуха с оголенной грудью, к тому же усыпляющее покачивание на огромном коне — всего этого было достаточно, чтобы ее разум захмелел. Она глубоко вдыхала острый аромат сочных и прохладных деревьев и прислушивалась к дикой музыке, неистовствующей в горячей крови.