Неоконченный портрет - Страница 17

Они полулежали на Горе ящерицы, на прогретом солнцем пологом склоне. Лоренс скользнул ладонями по ее бедрам и крепко притянул Эшли к своему мускулистому торсу. У нее закружилась голова, и она покорно приникла к нему. Разум, что до сей поры на протяжении многих лет безотказно служил ей, в одно мгновение отказал под напором неодолимого желания. Потаенно тлевшее, оно вдруг всецело завладело ею.

Она почувствовала, как пальцы Лоренса легли ей на обнаженную спину и расстегнули лифчик. Сопротивляться было невозможно. Он покусывал ее нижнюю губу, потом снова принялся медленно, волнующе и удивительно нежно целовать ее рот, глаза, шею — будто узнавал ее как слепой, на ощупь. Его руки сбежали со спины и покорили холмики прохладных мягких грудей. Они уже поднялись ему навстречу, прильнув горделивыми кончиками к его ладоням и подключив все тело к умопомрачительной страсти.

Тяжело и прерывисто дыша, он пристально смотрел в ее потемневшие полузакрытые глаза. Его зрачки расширились, и от радужки остался лишь тонкой золотистый ободок. Очертания скул явственно выделились на фоне гладких впалых щек.

— Может, нам укрыться в каком-нибудь более уединенном месте? Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь ненароком увидел продолжение.

Его голос пробудил в ней слабый проблеск разума, и Эшли обеими руками отчаянно уперлась ему в грудь, силясь вырваться. Безумие! Как она могла подпустить к себе такого человека?!

Лоренс крепко обнял ее за талию и вскинул голову, внимательно всматриваясь в лицо. Эшли ослабила сопротивление, поняв, что он угадал ее мысли.

— Послушайте, это просто… досадное недоразумение! — выпалила она, — Простите, если я ввела вас в соблазн, но я не хотела.

— Не хотела? — бархатным голосом переспросил он. — Подумать только. Что-то не очень верится. Но если вам нравится лепетать всякие символические протесты — бога ради.

Наконец-то он раскрылся. Наконец она поняла умом то, чему противилась плоть: бесподобная самоуверенность этого красавчика поставила все на свои места.

— Придется поверить! Вы мне безразличны! — Она рванулась из его объятий, смерив полным негодования взглядом и втайне надеясь, что он не заметит, как неистово пульсирует жилка у нее на шее.

— Так нет?

Сколько насмешливого недоверия в его тоне! Черт бы его побрал, он уже овладел собой, а она все еще в волнении. Он намеренно дерзко дотянулся до ее рубашки и стал с наигранным безразличием застегивать. Эшли зло отшвырнула его руку и взялась за дело сама, торопливо всовывая пуговицы в какие попало петли.

— Что было у вас на уме, когда вы обнажились и разлеглись возле того ручья? — продолжал он, не сводя с нее скептического взгляда.

— Совсем не то, что вы думаете, — процедила она. — К тому же не преувеличивайте, я сняла только брюки. Просто у меня болела голова. Поймите, я приехала сюда написать три портрета. Не надо принимать меня за куколку для летних развлечений. — До чего же трудно держаться с достоинством, когда стоишь в рубашке, застегнутой наперекосяк!

— Гм, весьма остроумный способ для избавления от головной боли, — пожал он плечами. — Могу показать вам еще одно премиленькое, совершенно уединенное местечко на случай, если у вас снова разболится голова. — Он заправил рубашку и достал сигарету.

— Я все-таки надеюсь, что мы поняли друг друга, — пробормотала она неуверенно. Под его холодным испытующим взглядом она остро ощущала свою растерянность. И как он смеет так невозмутимо глазеть на нее!

— О да, думаю, мы поняли друг друга, Эшли Мортимер. Но если вам еще нужно привыкнуть к этой мысли, я подожду. У нас впереди все лето.

— Я, по-моему, ясно выразилась: вы мне безразличны. Случайные связи не по мне. Это скучно.

Уму непостижимо, сколько нескрываемого нахальства можно вложить в простую усмешку. Он чуть повел бровью и произнес:

— Ну что ж, если вы уже высказались и остыли, давайте я вас подсажу.

Единственное, что могло заглушить ее смятение, так это мысль о том, что придется снова влезать на разнесчастную кобылу. Воспоминания об упоительных ласках его рук и губ тотчас улетучились, стоило ей подумать о своих многочисленных царапинах, синяках и ссадинах.

— Послушайте, а не пойти ли мне обратно пешком? Вы ведь можете отвести эту железную деву домой, не так ли?

— Никогда не поверю, что Кэндис могла оказаться чересчур резвой для вас.

— Это как сказать, — сухо отозвалась Эшли.

Кэндис между тем тяжело переступала неподалеку, мерно покачивая головой. Лоренс подозвал ее и осмотрел седло, потом обернулся к Эшли. Она тихо стояла, прислонившись к скале и скрестив руки на груди.

— На кой черт вам понадобилось это седло?! Разве вы не видели, что оно испорчено? Кто-то из ребят как-то оставил его под дождем.

Эшли пожала плечами.

— А мне оно показалось нормальным.

Она решила не объяснять ему, что, когда пришла к конюшне, лошадь уже была оседлана. А ей вовсе невдомек было, как все это делается.

— А стремена вы подтянули?

— То есть? Что вы имеете в виду?

— То есть отрегулировали их по ноге? Вот что я имею в виду, — ответил он с некоторым раздражением, провел рукой по лошадиному боку и шлепком послал лошадь вперед.

Кэндис покорно повернулась и поплелась к лесу, пошатываясь и виляя массивным крупом.

С плохо скрываемым участием Лоренс стал объяснять ей, что надо было догадаться и проверить все еще у конюшни. Эшли уперла кулаки в бока и приняла воинственный вид.

— Это все мальчишки, это они усадили меня в это проклятое седло… Чего еще можно от них ожидать?!